Le risque zéro ça n’existe pas – Articles de presse

Нижегородский кремль против капитализма / Le Kremlin de Nijni-Novgorod contre le capitalisme

Un spectacle audacieux coproduit par le Centre d’Art contemporain :  une alternative percutante à la routine théâtrale de la Volga

Le théâtre dans des espaces non conventionnels, le théâtre qui investit des lieux industriels ou la nature (à l’Ouest, ce phénomène est appelé environment theater), est bien connu des habitants de la capitale, mais, en région, l’activité théâtrale est encore uniquement associée aux établissements théâtraux. L’art contemporain s’y acclimate généralement avec difficulté, et il est compliqué d’imaginer un spectacle expérimental audacieux dans des théâtres à colonnes et fauteuils en velours.

Projet de deux institutions culturelles provinciales (la Fondation « Capitale culturelle de la Volga » à Oulianovsk et le Centre National d’Art Contemporain de Nijni-Novgorod), Le risque zéro, ça n’existe pas (mise en scène Judith Depaule) est un exemple notable d’environment theater né en région. Les représentations se sont données dans la cave de l’Arsenal du Kremlin de Nijni-Novgorod, où a pris place une filiale du Centre National d’Art Contemporain, dirigée par l’éminente commissaire Anna Gor. Au spectacle, vient un public jeune, intelligent, curieux, qu’on ne voit pas dans les principaux théâtres de Nijni-Novgorod, où la situation est, franchement, loin d’être idéale. Les théâtres nationaux locaux se trouvent ainsi enfin confrontés à une alternative susceptible de mettre à mal les stéréotypes sur le public de théâtre.

Le spectacle se joue dans une cave longue et étroite, semblable à un champ de tir, un lieu en adéquation avec l’idée même du projet, qui parle de totalitarisme et de capitalisme, de robotisation de l’homme et de terreur de masse.

Le spectateur descend à la cave, des êtres en uniforme rouge l’accueillent avec politesse et neutralité, lui retirent ses affaires et les consignent dans un casier fermé à clé. Ils l’amènent dans une première salle – où il fait très frais, ce qui fonctionne aussi avec le concept du spectacle : on habitue le spectateur à l’inconfort. Le spectateur regarde autour de lui, s’accoutume à l’obscurité. Six actrices et six acteurs jouent. Tous vêtus de tuniques rouges avec la marque zéro sur la manche, ils sont à la fois un personnage à caractère monolithique, un chœur, et des guides-policiers, conduisant le public dans des espaces toujours nouveaux. Ils sont les gardiens de l’ordre et ses destructeurs. Ici, comme dans un jeu vidéo, les nouveaux espaces, tant qu’ils ne sont pas activés, sont grisés, si bien que le spectateur ne voit jamais à l’avance les zones dans lesquelles on l’emmène. Le public est tantôt assis, tantôt debout, communiquant avec les artistes, ou, inversement, se percevant comme une foule, que des policiers rouges contiennent ; il est important que ce voyage dans les sous-sols de l’inconscient soit perçu comme un trip psychédélique dans les cercles concentrés de l’enfer, où Virgile et le Centurion ne font plus qu’un. Ça fait peur, réellement.

Dans les mains des centurions, des iPads, connectés en réseau, constituent la partie multimédia  du projet  (après tout, nous nous trouvons dans une galerie d’art). Images et fragments vidéo peuvent être identiques ou former la douzième partie d’une photo ; les iPads peuvent aussi servir de panneaux de circulation routière pour aider les téléspectateurs à s’orienter. Notre avancée dans l’énorme couloir de la cave (le spectateur change environ une douzaine de fois d’espaces de jeu) fait surtout penser à un jeu vidéo en 3D, où, à chaque détour, on risque de tomber sur un nouveau monstre, généré par la « civilisation du marché. »

Les artistes jouent un texte avant-gardiste de Patrick Bouvet In situ écrit en 1999. Nous assistons à un monologue poétique, écrit de façon espacée, 1-2 mots par ligne, parfois sans concordance de temps et d’accords. Les vers sont de très haute qualité, efficaces, utilisant souvent le vocabulaire des slogans publicitaires, des titres de journaux, des annonces à diffuser – un discours maculé sans précédent. Mais, tout en parodiant et en critiquant les procédés du discours, le texte reste une sensation de brûlure, une expression poétique de colère sur la terreur et sur la manipulation de la conscience de masse, sur l’esclavage de l’homme par le capitalisme et sur son opposition.

L’intrigue tourne autour d’un songe quasi phobique de l’auteur : une femme inconnue échappe à tous les systèmes de surveillance et détecteurs à métaux et se fait sauter  pratiquement en même temps que l’univers. À la fin, un certain Adam va implorer l’histoire de l’humanité de tout recommencer à zéro – pour avoir provoqué une défaillance du système.

À Omsk, la saison dernière, l’administration locale a interdit le spectacle du Pyatyj teatr « Nord-Ost » : les autorités ont cru que le théâtre donnait la parole aux terroristes ennemis. À Nijni-Novgorod et Oulianovsk, des villes où le milieu culturel est beaucoup plus modeste, le gouvernement a depuis longtemps, à l’évidence, cessé de prêter attention à la culture (ou plutôt, il n’inscrit pas dans la sphère culturelle ce qui n’est pas  conforme aux représentations conservatrices et traditionnelles ; la situation honteuse du TIOUZ de Nijni-Novgorod le confirme). Mais l’essentiel n’est pas là. L’essentiel, c’est que le théâtre russe depuis un moment (vraisemblablement depuis le Buddenbrook de Mindaugas Karbauskis au RAMT à Moscou) se met à faire des spectacles en opposition au capitalisme.

La Française Judith Depaule, dont le curriculum vitae fait état notamment d’une mise en scène d’Oxygène de Viripaev au Congo et de l’étude du théâtre en camp à la Kolyma, a su porter à la scène russe un thème dangereux à tous égards, mais primordial pour la conscience citoyenne : le refus de la manipulation des hommes par la publicité et la politique gouvernementale, par la culture de la peur du terrorisme, la xénophobie et les valeurs de la société de consommation.

Les jeunes artistes (issus du cours du GITIS de Viatcheslav Kokorin à Nijni-Novgorod, de l’Université d’Oulianovsk et du Conservatoire de Nijni-Novgorod) étaient pleins de cette grave responsabilité citoyenne, de cette conscience sociétale. Un des paradoxes de ce spectacle, c’est que malgré la parodie de robotisation, un style de jeu mécanique, nous entendons des voix étonnamment chargées de sens. Les acteurs font voler en éclat les carcans de l’école de la représentation. Acuité malgré l’absence d’émotions, ressenti personnel du vers libre constituent un entraînement incroyable pour des artistes russes formés à l’indestructible école du réalisme psychologique. À certains égards, on a même mal pour l’avenir de ces jeunes gens étonnants, qui, après cette expérience nouvelle, de qualité, deviendront les acteurs de théâtres de répertoire, où ils auront à jouer  des comédies françaises pétillantes et des farces divertissantes et édifiantes.

Le texte de Patrick Bouvet reflète, bien sûr, l’état extrêmement désastreux de l’esprit de l’Européen contemporain. « Nous déraillons » – la philosophie du Français peut se réduire à cette maxime ; on perçoit dans son texte convulsif une crainte mortelle, de la frayeur et une angoisse face à la vie elle-même. La peur paralyse, la peur suinte à travers tout le texte et se transmet au spectateur, pour qui ici l’acte de théâtre total rime avec l’acte de violence gouvernementale envers une personne. L’auteur emprunte les méthodes d’intimidation à ceux qu’il « dénonce » : au système de répression de masse et de contrôle.

Il est beaucoup dit que plus une nation est civilisée, plus son intelligentsia est susceptible de former la cinquième colonne de son gouvernement et de son peuple. De même ici, le poète, nous fait finalement accepter le « syndrome de Stockholm ». C’est un phénomène psychologique reconnu, quand la victime d’un crime, suite à une surcharge émotionnelle, devient pour un temps la complice et la compagne de lutte du terroriste-violeur. La victime se plaît à être victime, elle est fatiguée d’avoir à choisir et transfère son droit de choisir sur le plus fort.

L’artiste nous pousse à éprouver de l’empathie pour le terrorisme. Il déteste tellement le système et l’esclavage capitaliste, le monde des supermarchés et de la publicité, qu’il est forcé de sympathiser avec la machine infernale, prête ici à tout casser. Contre le système, la robotisation de l’homme, ne peut lutter de manière efficace que l’anarchie totale.

Au fond, Patrick Bouvet dit la même chose que Pink Floyd dans The Wall. Dans un monde qui entérine le contrôle total, la robotisation et l’automatisation de l’homme, il existe toujours une chance de détruire le mur. Bouvet dit que cette femme, qui est passée à travers toutes les strates de contrôle, s’engendre elle-même, comme « les feux de tourbière » de Tchekhov, dans un espace de tension totale, « au point mort ». La vision de cette femme est provoquée par des tourbillons mystiques, ce n’est pas une coïncidence si, à la fin de son texte interminable, Bouvet accorde tant de place au thème du chamanisme, du paganisme et de l’incantation. À un tel triomphe de l’irrationnel, la civilisation ne peut ni interdire ni imposer de contrôle ; en principe, la terreur ne peut être stoppée si on n’éloigne pas la cause d’irascibilité du « terroriste » mais seulement le terroriste lui-même. L’espace lui-même secrète une goutte toxique d’opposition, comme le corps secrète de la sueur quand il fait chaud. La terreur, c’est des spores de moisissures dans n’importe quel organisme, qui entraînent un processus inévitable de putréfaction et de désintégration des tissus.

À  la fin du spectacle, nous regardons une superbe vidéo, filmée par le célèbre couple de vidéastes de Nijni-Novgorod – le groupe Provmyza (Sergueï Provorov, Galina Myznikova). Le Centre National d’Art Contemporain a eu l’excellente idée de recourir à des créateurs locaux, et non pas, comme cela arrive souvent dans les théâtres gouvernementaux pour former l’équipe de création,  à des habitants de la capitale.
Pendant la vidéo de Provmyza, nous assistons à une assez longue scène : comment quelques personnes (apparemment réchappées d’une catastrophe sociale) essayent, tout en  rampant sur une rive en pente couverte de sable, de traîner le corps quasi immobile de leur camarade au milieu d’arbres abattus, pour gagner un endroit sûr. Cette scène tourmentée fait immanquablement penser une Pietà et à d’autres images canoniques de la Renaissance (et à Ryszard Cieslak dans Le Prince constant  de Jerzy Grotowski). Sur fond d’une magnifique nature indifférente et de cosmos, des lambeaux sauvés de l’humanité agitent un drapeau blanc et tentent de sauver une victime. Les efforts surhumains n’ont pas été vains, ils se sont maintenus en vie. Mais ici, comme dans une œuvre d’art proche dans son esprit, le tableau du Radeau de la Méduse de Géricault, on relève l’empreinte de l’espoir. Quand bien même le cheminement d‘une victime et la conscience de soi comme victime peut être plus douloureux et plus difficile que d’autres cheminements, il est plus juste et plus salvateur.

Pavel Roudnev

Театр в вихре кадров / Le théâtre dans la tourmente des images

Постоянная ссылка на новость

— В вашей постановке нет души, это не театр, — критикуют французского режиссера Жудит Деполь за спектакль « Не бывает нулевого риска ». Спектакль шел во время международного конгресса « Культура как ресурс модернизации », куда мог попасть любой желающий. Одно ограничение: зал рассчитан на 26 человек.

Проект воплощен в жизнь французским режиссером, студентами из Ульяновска и Нижнего Новгорода. Он объединяет разные виды и жанры искусства, а также создает диалог между текстом, изображением и звуком. Постановка реализована на основе постмодернистского поэтического текста In Situ Патрика Буве.
— Патрик Буве — бывший музыкант, что наложило отпечаток на его произведение, — делится Жудит Деполь. — Текст состоит как бы из куплетов и припевов, а также его необычная структура напоминает музыкальное произведение с паузами, тактами…

Такую необычность текста, на первый взгляд кажущуюся хаосом, не слишком хорошо воспринял консервативный зритель. Сам спектакль сложен для восприятия, так как зритель не видит привычных для него главных героев, здесь нет диалогов, а главная декорация — руины полуразвалившегося здания. Все 12 актеров в абсолютно одинаковой униформе с планшетами iPad — интересная деталь! — в руках, которые выполняют роль аудио- и видеопосредников между зрителем и артистами.
— В спектакле у актеров статичные лица и динамичные жесты, — рассказывает режиссер, — это не случайно. Участники спектакля — одно целое, это хор, подобный хору в античном театре, где иногда выделяется один голос. Зачем там мимика? Она отвлекает от смысла.

Начинается погружение в атмосферу спектакля прямо с первых ступеней, ведущих в зал. Там встречают зрителей актеры: их лица непроницаемы, интонации — бесцветны, и ты чувствуешь себя на какой-то миг заключенным. Тебя ведут по разрушенным темным коридорам, неизвестно куда. Того и гляди обрушится потолок, или полчища крыс кинутся со всех сторон, или просто приведут тебя в какой-то барак, закроют… Музыка Лорана дает ощущение полной дезориентации, становится как-то не по себе. А дальше 12 человек безупречно воспроизводят сложный за­ученный текст в совокупности с замысловатыми движениями. Они перемещаются по залу, водят за собой послушных зрителей, улыбаются зловеще и кричат, говорят жуткие вещи.
Это спектакль о нашей реальности, полной страхов и беспомощности. Мы простые люди, «мы ничего не знаем», а правители, которые « могут повернуть реки вспять », обманывают людей — посредством лживого телевидения, фальшивых улыбок, заученных фраз. Ни слова правды. Выхода из этого, кажется, нет… И пусть не бывает нулевого риска, но рискнуть стоит, и среди этого ужаса в тексте появляется женщина, она знает истинное положение дел и « открывает сумку, достает оружие и бросает его в вихрь кадров… ».
Показательна сцена в конце: актеры уходят, за кулисами — крик и звук падения, а на оставленных ими планшетах надпись: « Все начать с нуля ». Тишина держится не одну минуту после того, как зрители остаются наедине с этой действительностью. Становится страшно, все ждут: сейчас кто-то придет и скажет, что делать дальше, куда идти. Но никого нет…

— Я показываю дорогу, чтобы человек мог задать себе вопросы, — говорит Жудит Деполь.
Тяжело было не только неискушенному зрителю, но и актерам.
— Нам приходилось ломать себя, — твердят они, — но спустя множество репетиций мы начали понимать и находить каждый свой смысл. Интересно было бы посмотреть на этот спектакль со стороны. Как это выглядит?

Выглядит это необычно, особенно для Ульяновска, который, кроме классического театра, и не видел ничего. В последний день проекта на спектакль пришли 52 человека, было тесно, но впустили всех.

Анна КОРНИЕНКО,
Сергей ГУРЬЯНОВ

«Не бывает нулевого риска»: зрителей берут под стражу и 1,5 часа держат в напряжении / Le risque zéro, ça n’existe pas : le public est placé sous contrôle et maintenu sous tension pendant 1h30

D’abord on est conduit par la cave, au milieu de tas de briques et de fils électriques qui pendent, avant de passer aux mains de soldats, qui maintiennent les spectateurs sous contrôle et les contraignent à laisser leurs sacs et leurs téléphones portables. Ainsi commence le spectacle novateur Le risque zéro ça n’existe pas, de la metteure en scène française Judith Depaule.
Le risque zéro ça n’existe pas se base sur un collage littéraire, In situ, de Patrick Bouvet. Pourquoi un collage? In situ est une expérimentation linguistique, que Bouvet a réalisé en extrayant des phrases d’articles de journaux et d’émissions de télévision.

« le risque zéro
ça n’existe pas »
une femme aurait traversé
les barrages
avec une arme à
feu
dans son sac
des scénarios de
détournements d’avion de
prise d’otages de
gaz toxiques dans le métro
ont été testé
mais

Le fondement d’In situ repose sur l’histoire d’une femme qui aurait passé des barrages de contrôle en possession d’une arme, et qu’on n’arrive pas à attraper malgré tout le système de sécurité. 12 acteurs, 12 personnes sous la forme d’une armée d’un pays inconnu, parlent, crient, murmurent et chantent au sujet de cette femme, disloquant les phrases et brouillant le texte. Cette femme a-t-elle vraiment existé ?

des trains
dans les salles
du moi
des bombes
dans les sous‐sols
la bataille des routes et de l’eau
a commencé
le moi
sur des routes saccagées

« Nous sommes constamment sous surveillance vidéo, on déverse sur nous des tonnes de déchets informatifs, les médias nous terrorisent et nous contrôlent en permanence, — explique la metteure en scène du spectacle, Judith Depaule, dans un bon russe, dû à une longue pratique et de fréquentes visites en Russie. – Dans de telles circonstances, l’homme pense-t-il encore par lui-même ? Est-ce une chose encore possible ou est-ce que ça ne l’est plus ? Je veux que le public se pose cette question. »

Le spectacle Le risque zéro ça n’existe pas est synthétique, il réunit différents arts : une installation vidéo multimédia créée par le groupe Provmyza de Nijni-Novgorod, et de la musique composée par Laurent Dailleau de Paris. Tout au long du spectacle, les acteurs interagissent avec le public, les obligeant non seulement à pivoter sur leurs sièges, mais aussi à passer d’un espace à l’autre. Des iPads prennent une part active à la mise en scène, diffusant des phrases d’In situ et des images. À un moment donné, ils migrent même dans les mains des spectateurs, pour que ceux-ci consultent des photos.

des morts sur les photos
des mois de persécution
pour les victimes
une forêt de photos
(le chaman entre dans le cercle
en compagnie d’une danseuse)
un diplomate
dans le cercle des atrocités
un diplomate
sur les photos

« L’armée représentée par les acteurs, ce sont les sauveurs du monde, — dit Judith, — ils portent un message aux gens, de la stimulation : il faut se réveiller ! L’effet des voix, qui alternent, qui s’interrompent les unes les autres, agit en tension … Le risque zéro ça n’existe pas entretient un rapport différent aux spectateurs : vous allez au théâtre, vous n’êtes pas assis dans la salle. Vous ne pouvez pas ne pas regarder le spectacle, vous avez à y participer. »

Selon Judith, il n’y a plus aucune presse qui s’affranchisse d’estimations subjectives : chaque média est susceptible de détourner un événement dans le sens où ça l’arrange, créer la panique et nous obliger à croire à l’horreur d’aujourd’hui. Et les médias russes ne diffèrent pas des médias européens, ils sont même peut-être encore plus enclins à envenimer la situation afin de contrôler les gens.

« un homme
qui
n’a pas de maison
pas de travail
est une recrue potentielle
pour les organisations criminelles »
résume un observateur

« En Europe, de tels spectacles ne sont pas une nouveauté, – dit la metteure en scène du Risque zéro ça n’existe pas. – En Russie, le  système à la Stanislavski est très puissant. Mais comment peut-on être un artiste contemporain, en étant fermé à de nouvelles formes d’art ? C’est impossible. C’est pour ça, qu’aujourd’hui, en Europe, beaucoup de courants de théâtre coexistent. »

Anna Kazakova

Гора впечатлений из подземелий / Une montagne de ressentis venue de sous la terre

На бетонных ступенях в бункер люди в красной форме вежливо, но твердо попросили нас сдать все личные вещи, в том числе сотовые телефоны. Железная дверь захлопнулась, словно в хорошем сейфе…

Спасение в красных тонах

Красная форма, в которую одеты актеры, это намек на воображаемую армию, готовую спасти мир, и одновременно символ тоталитаризма, подавления. Этот цвет работает и как дополнительный раздражитель, вселяет тревогу и держит в состоянии напряжения. Так Жудит Деполь, сидя на ящике в подвале, рассказывает корреспонденту «НН» о своем детище.

— Наш спектакль — о наполняющем мир страхе. Массмедиа давят настолько, что человек фактически не принадлежит сам себе, — рассказывает режиссер действа. — Может ли он находиться один, в темноте и тишине, размышлять о том, что ему навязано извне? Здесь есть, пожалуй, черты пропагандистского агиттеатра, но никаких стилистических примет, характерных для постановок в стенах ГУЛАГа. Там были яркие, живые постановки, как ни странно, даже веселые: заключенные пытались компенсировать тяготы своего положения.

Шаг в сторону — расстрел

Двенадцать риторов, то сливаясь воедино наподобие античного хора, то распадаясь на индивидуальные партии, излагали сложный текст современного писателя.

Рваные фразы разлетались на слова, слова перекомбинировались в новые — без начала, без конца и без смысла.

В течение спектакля актеры молчаливо управляли зрителями-соучастниками, показывая «туда ходи, сюда смотри». А смотрели мы в том числе видео от нижегородской «Провмызы». Группа молодых людей выбралась из какой-то заварушки на песчаный берег, раненых волочили по песку, и позы бессильных тел слегка напоминали о библейских страданиях.
На фоне истерической долбежки о массовых расстрелах, жертвах и преступлениях является образ женщины, несущей в себе потенциальную угрозу. Не раз упоминается пещера Махпела, она же склеп Адама с Евой, откуда, говорят, виднеется потерянный рай. Мы прошли адский путь под музыку из гула, звона, грохота и звуковых наплывов Лоран Дайо. И, что важно, не побоялись открыть железную дверь самостоятельно.

Несомненно одно: мы опробовали истинно французский деликатес — парадоксальный по составу и с долгим, интересным послевкусием.

Мария ФЕДОТОВА

Справка «НН»

Проект «Не бывает нулевого риска» — новая форма интерактивного спектакля, созданного режиссером Жудит Деполь по книге Патрика Буве In Situ. После премьеры в нижегородском Арсенале спектакль увидят в Ульяновске.

Не бывает нулевого риска / Le risque zéro ça n'existe pas

Министерство Искусства и культурной политики Ульяновской области информирует: в рамках Международного конгресса « Культура как ресурс модернизации » 23 сентября, в 17.00, в ДК им. Чкалова состоится спектакль «Не бывает нулевого риска», по книге Патрика Буве « In Situ ». После театрального действия дорогие зрители увидят и писателя – это предполагает формат творческой встречи, заявленной Министерством : http://www.ulmincult.ru/geting-help/233/245.html

Культурный конгресс уже наделал немало шума: Ульяновск станет центральной площадкой для обсуждения культурной политики, соберет министров культуры и общественных деятелей из СНГ и Европы, и будет достойно носить звание Культурной Столицы – нет, на этот раз не России, не СНГ, – а Европы. Но только, пожалуй, шум – совсем по другому поводу, и пусть предыдущие строки не введут Вас в заблуждение.

О предстоящем масштабном культурном событии узнали единицы. Word-of-mouth advertising* (реклама из уст в уста)– чем не средство для широкого информирования граждан? Реклама на сайтах – решение наилучшее, если послушать сотрудницу одной российской транспортной монополии, на днях заявившую: «Интернет попортил всю молодежь, а мы на информацию нашего официального сайта не ориентируемся!». Пара баннеров в центре города – однозначно, нужны ДВУЗНАЧНЫЕ количества этих баннеров.

Громкие скандалы на почве отсутствия пригласительных, платных билетов везде и на всё, спекуляций и нестыковок больше никого не удивляют, и за последнюю неделю успели даже поднадоесть. Ульяновскую культурную личность ничем не испугаешь – и 23 сентября она счастливо отправляется на «Нулевой риск», в ДК Чкалова. Берет с собой друзей, одногруппников, преподавателя из университета. Другая личность живет в Заволжье, и час ожидает открытия перекрытого моста по случаю приезда высоких гостей. Третья личность – журналист, который весь день бегает по мероприятиям и буквально ползет в ДК из своего дальнего Засвияжья.

Все они встречаются с охранником, который в сотый раз просит посмотреть на крошечную афишку на здании – «Спектакли состоятся с 24 по 29 сентября». Пятница, 23 сентября, начинает напоминать пятницу, 13-е.

Студенты быстро теряют оптимизм, житель заволжский бежит на остановку, чтобы постоять в пробке домой, журналист начинает выяснять причины дезинформации. Но администрации нет, идет репетиция – а журналисту всё-таки хотелось весь спектакль, а не мерцающие огоньки, топот и темноту, которые удалось подглядеть в полуподвальном помещении для репетиций.

Около ДК несколько молодых людей и девушек подметают улицу. На вопрос: « Вы здесь работаете? », отвечают: « Нет. Сами не знаем, что здесь делаем ». Это ребята из Министерства внутренней политики, они вышли на площадь с зелеными метёлками…

В голове водят хороводы слова « культура », « модернизация », « ресурс », « конгресс », а « попорченная Интернетом молодежь » потихоньку модернизирует, окультуривает площадь у ДК Чкалова.

Елена Терехова
(Elena Terekhova)

Жудит Деполь о нижегородском театре / Interview de Judith Depaule, à propos du théâtre de Nijni-Novgorod

Нижегородские актеры очень музыкальны и физически подготовлены – режиссер французского театра Жудит Деполь

-Жудит, как Вы оцениваете постановки нижегородских театров?

– Я плохо знакома с нижегородским классическим театром, мне ближе современное направление в театре. Но насколько я могу оценить, каждый раз приезжая в Россию ( Жудит уже больше 20 лет регулярно посещает Россию, реализовывая творческие проекты. прим. ред), что касается большинства театров, они все они очень устаревшие, слишком канонические и классические , а значит предсказуемые, вы понимаете, что современному зрителю этого уже мало.

Я могу только посоветовать побольше изучать то, что называется современным искусством. Современные авторы, современная эстетика, современные исследования, современное оборудование ( А сейчас это бывает первостепенным в разных медиапроетках).

Театр – очень живое искусство, если ты играешь также, как сто лет назад, то это пустая трата времени. Такая игра не насыщает разум, она не удовлетворяет зрителя, Искусство, которое не помогает человеку по-другому взглянуть на другой мир, задать себе какие-то новые вопросы, не имеет права на существование. Точнее, оно просто бесполезно. Чтобы в нижегородских театрах что-то качественно изменилось, мало одной только смены репертуара или приглашенных режиссеров. Смена менталитета повлечет за собой смену направления в искусстве в первую очередь, а не наоборот.

Есть небольшая ремарка по поводу постановок в Нижнем Новгороде, да и большинства российских театров, безусловно, есть произведения, по которым будут ставить спектакли через 200 и 300 лет. Есть и книги на один раз. Потенциал у всех произведений разный, но это не значит, что постановка «на один раз» хуже спектакля, который идет из года в года, один и тот же и снова из года в год одно и тоже.

Режиссер имеет право ставить того же «Гамлета, но первый вопрос, который он должен себе задать: почему я ставлю именно эту пьесу, смогу ли я сказать зрителю что-то принципиально новое или хотя бы выразить свою точку зрения при помощи пьесы. В большинстве случаев этого не происходит. Есть только бесконечное обращение авторов к «проверенным веками классикам». Подобная позиция, что старый друг лучше новых двух, приводит к тому, что человек попросту становится несамостоятельным, он перестает творить, он становится обычным.

Режиссер делает огромную ошибку, думая , что выиграет финансово, если поставит спектакль, пользующийся популярностью раньше. Наш мир настолько непредсказуем, что сложно сказать, где именно выиграешь, а где потеряешь. Так что лучше не бояться терять.

-Ваша постановка наполнена видеоинсталляциями и современной техникой. Нету ли в этом опасности, что театр перестанет быть театром, что его заменят видеоэффекты, за которыми не будет заметно игры реальных людей?

– Театр остается театром в любом случае, об этом не стоит волноваться. Если режиссер что-то добавляет на сцену по своему усмотрению, это всего лишь поиск новых средств для того, чтобы зритель тебя понял лучше. По-прежнему остаются живые люди, живые эмоции работа с ними на сцене.

В каком жанре должен, на Ваш взгляд, работать современный успешный театр?
– Одной специфики уже перестало хватать. Это сложно объяснить кратко. У нас под рукой  техника, почему бы ей не пользоваться, у нас есть тело, при помощи выразительных движений тоже можно играть. Тут все зависит от фантазии, нынешние творцы ничем не ограничены, кроме своих мыслей.

-Как находить деньги для реализации проектов? Ваш проект в Нижнем Новгороде обошелся в 100 тыс. евро.

– Самый главный мотив для поиска денег – это система, по которой работают актеры в каждой стране. У нас во Франции мало стационарных театров, все работают по контракту. Всегда есть риск остаться без работы, это стимул работать лучше, чтобы тебя замечали. Каждый раз приходится удивлять зрителя.

А российские театры в этом плане инертны. Будут сводить концы с концами, показывать три спектакля в месяц по классике и радоваться, что живы. А ведь никто не отменял грантов, всегда есть способ найти деньги. Например, деньги, которые мы потратили на проект «Не бывает нулевого риска» – государственные, мы не вынимали их из своего кармана. Поэтому стоит быть смелее. Я тоже начинала 20-летней девушкой без денег. Все это был голый энтузиазм, Просто мы нашли направление, в котором нам всем стало интересно работать, поэтому и стали успешными.

-У Вас есть универсальный рецепт популярности и успешности?

-Один, и не совеем универсальный. Главное – не обманывать себя, заниматься тем, что тебе действительно интересно. Мастер может только что-то преподать, куда-то направить. Но нельзя сделать что-то «также хорошо, как Станиславский». Я сама решаю, что буду ставить и как, я сама ищу материал, желаю, стремлюсь, ищу. Даже для Франции наши постановки нетривиальны, что уж говорить про Нижний  Новгород. Их ругают, хвалят, это нормально.

Инновационный международный проект на стыке жанров / Un projet novateur au carrefour des genres

C’est quelque chose entre le spectacle, le concert et l’exposition. La Française Judith Depaule a pris pour fondement le texte du Français Patrick Bouvet, In situ, auquel chacun se réfère à sa manière : le groupe Provmyza de Nijni Novgorod par une installation multimédia, Laurent Dailleau par de la musique, et Depaule par une performance avec des acteurs de Nijni-Novgorod et d’Oulianovsk. Entre eux, et entre eux et le public, les acteurs communiquent avec des iPads. Plus exactement, les iPads servent de moyen de manipulations réciproques, pas seulement les acteurs mais aussi le public agit sur le déroulement de l’exposition-spectacle (les spectateurs ne sont que deux douzaines, il y a un iPad pour deux). Les manipulations sont aussi le thème de l’exposition-spectacle, à savoir les manipulations que le gouvernement orchestre sur les gens et la société, en les dissimulant sous des considérations d’insécurité nationale et sociétale. Bouvet remémore un événement qui a fait sensation aux Jeux Olympiques d’Atlanta en 1996 quand une femme a forcé les barrages de police, incident consigné par les caméras de surveillance, après quoi des mesures sans précédent de sécurité ont été prises dans la ville. Tout le monde se posait alors des questions : que s’apprête à faire cette femme ? Est-ce que c’est une terroriste et a-t-elle véritablement existé ? N’est-ce pas une information fabriquée de toutes pièces afin d’alimenter la névrose antiterroriste et par là même justifier le contrôle policier omniprésent ? « Je me suis mis à collecter plein d’articles de journaux, photos, puis les ai collés dans des cahiers, avec comme direction une interrogation sur le pilonnage incessant des médias, sujet certes rabâché, mais, voilà, nous sommes les produits d’une époque dont on ne peut se défaire. », — dit Bouvet. Le spectacle de Judith Depaule fait penser à un voyage : à Nijni-Novgorod, le public va voyager dans les caves de l’Arsenal qui depuis peu vient d’être restauré, et, à Oulianovsk, dans les recoins d’une maison de la culture laissée à l’abandon. « Les acteurs forment un grand corps polymorphe sur le mode du chœur antique qui annonce au monde tous les maux qui le consomment. », — dit Depaule.

Elena Kovalskaïa

Des iPads dans les mains des spectateurs

Le Risque Zéro, ça n’existe pas - à la recherche d’associations

Трип / Trip

Трип

Эдип себе выкалывает глаз –
И в зале аплодируют актёру.
А он уже забыл, внимая хору,
Кто он такой и где стоит сейчас.
Что сам себе всё это навязал,
Он всё забыл, запамятовал разом.
Он изумлённо выколотым глазом
Обводит аплодирующий зал.

(Марина Мурсалова)

И всё-таки старый театр – нет, не то что бы умер, живёт и здравствует, и многая, как говорится, Лета, он и есть Эдип, Ленин и Цой – вечно  живая, себя и собой ослепляющая архаика, тётенька с голой спиной фланирует в антракте, маленькие эклеры в буфете, что там на сцене, неважно, для того и ходим – умилиться, вдохнуть пыль, в Венскую ли Оперу (впрочем, тут только предполагать могу), в горьковский ли драм.

Есть и другой театр. Французский режиссёр Жудит Деполь, поставившая в Нижнем Новгороде спектакль « Не бывает нулевого риска », говорит: « Театр – очень живое искусство, если ты играешь также, как сто лет назад, то это пустая трата времени. Такая игра не насыщает разум, она не удовлетворяет зрителя, Искусство, которое не помогает человеку по-другому взглянуть на другой мир, задать себе какие-то новые вопросы, не имеет права на существование. Точнее, оно просто бесполезно. Чтобы в нижегородских театрах что-то качественно изменилось, мало одной только смены репертуара или приглашенных режиссеров. Смена менталитета повлечет за собой смену направления в искусстве в первую очередь, а не наоборот. …позиция, что старый друг лучше новых двух, приводит к тому, что человек попросту становится несамостоятельным, он перестает творить, он становится обычным ».

Её спектакль, готовившийся к постановке два года и шедший весь сентябрь в подвалах нижегородского « Арсенала », безусловно, новый – и на всю жизнь – друг. То есть, мне – друг, а кому-то может, и не враг, а так, но знать, что и такое бывает – обязательно.

Литературная основа спектакля – поэма французского автора Патрика Буве « Ин ситу »:

« Не бывает
нулевого риска »
женщина вроде бы прошла
через заграждения
с огнестрельным
оружием
в сумке
были опробованы
разнообразные сценарии
захвата самолёта
взятия заложников
распыления ядовитых газов в метро
но
« не бывает
нулевого риска »
(всего-то
восемь тысяч лет назад
Сахара была покрыта
озёрами и лугами)
система
видеонаблюдения
работает прекрасно
система работает
но
женщина
вроде бы прошла
через Сахару
видеонаблюдения

(Перевод с французского М. Зониной, Ж. Деполь, М. Фоминой)

Сюжет вроде бы предсказуем – путешествие анимы-психеи в аиде современных технологий. Но чудо в том, что 36 человек – 12 занятых в спектакле актёров и 24 зрителя (только так, больше не пускают) – действительно становятся этой анимой – единой и фрагментарной. Психея оборачивается Эвридикой, Эвридика же оборачивается на самоё себя. Эдип прозревает. Юнг и Фрейд во французском контексте оказываются Лаканом.

При этом двенадцать актёров – даже в афише не названные по именам, в красной военной форме, в тяжёлых армейских ботинках – рассказчики и « система охраны », враждебны таинственной правонарушительнице, максимально отчуждены от неё, но – не забываем, они – есть она, непоявляющаяся, и только благодаря им, мы, инертные, изумлённые двадцать четыре, становимся ею.

И опять идут двенадцать, не ружьеца за плечами, но айпады в руках – оружие и карта, и они же вдруг электронными стигматами проступают на телах актёров, и непонятно, то ли роботизированная охрана вдруг расцветает свежей кровью, то ли у живых людей под одеждой и кожей юшкой сочатся пиксели и микросхемы.

Итак, спектакль идёт в подвале. Идёт – буквально. Не представление, но шествие. Стены, коридоры – через Жудит Дюполь проступает Ален Рене, через Патрика Буве – Ален Роб-Грийе, так и должно быть. Двенадцать вергилиев недвусмысленно скандируют это. Скандируют и ведут. Монолитная система, сталкиваясь с человеческим, индивидуальным, и сама одушевляется, рассыпается. Самый трогательный момент сценарием не предусмотрен – актриса, юная, хрупкая и трогательная, в своей безликой и агрессивной униформе внезапно обретающая лицо, помогает зрительнице, пожилой и с тростью, подняться на ступеньки.

Можно было бы сказать, что искусство Жудит Дюполь – новое именно благодаря технике, которой не было раньше: айпадам, цифровой фотографии, электронной музыке. Это не так. Спектакль «Не бывает нулевого риска» совершенно по-новому представляет и осваивает пространство, делает его не местом, но стержнем действия. И это освоение, как освоение ребёнком детской, почти бесконечно растягивает среду обитания спектакля, пространство оказывается вещью не менее относительной, чем время. Небольшая подземная галерея даёт ощущения полноценного путешествия. Я – маленькая, вокруг меня – что-то тесное и одновременно огромное. Здесь темно. Наверное, я скоро появлюсь на свет.

Адам возникает
на гигантском экране
в прямом эфире
экран словно
потрескавшееся
святое место
Адам в поисках
тела[1]

Евгения Риц
(Euguenia Rits)

[1] Поэма Патрика Буве цитируеся по изданию, специально подготовленному к выходу спектакля: Патрик Буве. Ин ситу (на месте нахождения) / Перевод с французского М. Зониной, Ж. Деполь, М.Фоминой. – Нижний Новгород: Приволжский филиал Государственного центра современного искусства; Фонд « Культурная столица Поволжья », 2011